СУХАРИ

Складировались сухари и в горбачёвские времена, и в пресловутую трёхдневку ГКЧП, и позже, когда Украина заявила о себе как о самостоятельном государстве. Теперь мешки с сухарями помогали старушке сносить под крышу  мои дети, её правнуки. Сухари каким-то дивным образом служили мостом между поколениями, потому что в них было всё самое страшное, что пережили старшие. Они, мешки, хранились «на случай» в бабушкином вместительном шкафу. Мои дети тоже над ней подшучивали, но ослушаться не смели. Бабушка сказала – значит, закон. Тётя Зина, её младшая сестра в Луганске, всегда с жадностью ела хлеб, особенно любила свежий, чёрный. Я с недоумением смотрела, как она уплетает кусок за куском и не решалась спросить. Тётя Зина поняла сама: «Людочка, столько лет прошло, не могу хлебушка наестся. Война»…

«Война», - упрямо говорила моя бабушка. Я сердилась. Какая война, не может этого с нами случиться НИКОГДА. С этой уверенностью я жила всю жизнь, но вот теперь…

Мы едем в Москву по приглашению Министерства культуры России. Тема – участие в мероприятиях по празднованию 200-летия Тараса Шевченка. Состав делегации неясен до последней минуты, время  проведения - 20 февраля, билеты куплены, часы тревожные, мучат сомнения, но место дивное, чудесное – Переделкино. Это главный для нас аргумент, козырь и соблазн. Обещают музеи Бориса Пастернака и Корнея Чуковского. Может, успею смотаться в какой-то театр. Рискнём, к тому же увидим, как настроены москвичи, что думают, говорят. И попадаем в пекло. На вокзале в Киеве почти пусто, над центром поднимается дым горящего Дома Профсоюзов. Продавец привокзального киоска отказывается отвечать на вполне нейтральные вопросы. Координаторы поездки в Киеве звонят и убедительно просят по городу не ходить, опасно.  Уже позже мы узнаём, проскочили случайно. Поезда с Западной Украины по разным причинам задерживаются. Следующий за нами буквально через несколько минут, остановили в Здолбунове, искали бомбу с собаками. Бомбу не нашли, но поезд задержали на неопределённое время. Люди вызвали активистов из Ровно и с большими трудностями добрались в Киев. Метро мёртвое. Война. Страшно, но ноги сами несут туда, куда нельзя, мы потихоньку движемся к центру. По пути встречаем двоих немолодых мужчин с бутылками молока и вещами в сумках. Они говорят, смерти не боятся, много месяцев на Майдане. Идти становится веселей. И вот мы на месте. То там, то тут, забылись в тяжёлом сне люди. Спят под зданиями, каменными тумбами, просто на стульях, длинно свесив руки и вытянув ноги. Позы самые невероятные, на лицах усталость. Кажется, сон их застал просто врасплох, на ходу, и они свалились не в силах больше ему сопротивляться. Рядом кипят приготовления к бою. В нескольких местах разбирают брусчатку, мужчины, как орехи, колют  её надвое. Пожилая женщина в норковом полушубке невероятно быстро складывает булыжники в мешки, несут железные остовы старых кроватей, рамы. Под ногами мокро, из сиротливо брошенного шланга стекает по улице вода. Тихо догорает Дом Профсоюзов.  К нам подходят люди, дарят на память о вчерашней сложной ночи пули, которыми в них стреляли. Серо-чёрный мужчина осторожно тянет меня за рукав.

- Вы с Луга?  Сначала я не понимаю. Наше село инертно, живёт своей жизнью. Наконец, включаюсь, радостно откликаюсь.

- С Луга, с Луга, Широкого Луга.

Обнимаю, целую и благодарю за мужество. Он говорит без остановки. Вчера ночью ОНИ шли штурмом, пришлось отступить, вон там, показывает он рукой, стояла палатка, в которой был рюкзак с вещами и документами.  Оттеснили, палатку теперь нет, рюкзака тоже. ОНИ смотрят на нас сверху, как с балкона, опершись на перила. Змейкой подтягивается подкрепление Их всё больше, Майдан спешит, времени не так уж много, в любой момент может начаться штурм. Мы возвращаемся, сворачиваем, поднимаемся вверх по улице. Майдан внизу, пешеходов почти нет, учреждения закрыты, банкоматы опечатаны. Из легковушки мужчина и женщина выносят большие сумки с продуктами. Мы знаем кому предназначены эти продукты. У Золотых Ворот большой автобус, молодые мужчины выходят, строятся, деловито идут вниз. Останавливаюсь, с жадностью всматриваюсь в простые ничем не примечательные лица. Они знают, что могут не вернуться и сердце моё, сердце матери, щемит. Откуда они такие, какой благодатный дождь пролился над ними? В 2004-ом они были совсем детьми. Мы разочаровались. Идеи свободы проросли в них. «Слава Україні», - говорю я и машу ребятам рукой. Ответ, как положено, скандируют трижды, продолжая свой путь, слова эхом возвращаются  снизу к нам наверх.

Московский поезд отходит почти ночью, мы ещё не знаем, что это будет самая страшная ночь, ночь кровопролития и перелома. Уже дома, в фейсбуке найду лаконичный рассказ участника событий. Чёткость и ясность, обида на политиков за трусость. Они знали, что их непростительно мало. К  пяти утра осталась горстка. Беркутовцы оттесняли с позиций, шансов выжить и выиграть бой оставалось всё меньше, но тут увидели людей, бегущих к ним по улице. Сначала подумали - «титушки» и приготовились дать отпор. Но лица… С такими лицами «титушек» не бывает. Значит, свои, выстоим. Это были львовские ребята, чудом прорвавшиеся через кордоны. На ходу они просили прощения за то, что не смогли вовремя добраться. Потом было утро и победа. Ценой человеческих жизней.

В Москве нас сразу повезли в Переделкино. С театрами и выставочными залами сложилось плохо или совсем не сложилось. Зато мы были в музее Чуковского и Пастернака. Зато, в день ультиматума, мы сидели в полной изоляции в комнате соседей и ребята по очереди читали стихи на украинском. Мы ждали с надеждой и тревогой, и звуки родной речи связывали нас с Киевом, нашей землёй, нашей Отчизной.

Чествование 200-летия Шевченка свелось к одному официозу, одной не очень, на мой взгляд, удачной презентации и двум фуршетам. Зато было много камер. Совсем седые актёры Лановой и Ножкин говорили о «западенцах», «коричневой чуме» и вечной дружбе украинского и русского народов. Большинство присутствующих, как давняя отрыжка, мучила ностальгия по СССР. Общались с нами неохотно. «Ага, - сказала одна творческая единица в ковбойской шляпе, - попробуй, они не только свои украинские стихи будут читать, но и автоматы достанут». Всё-таки несколько групп сформировалось, но москвичи несли такую невероятную чушь, что становилось ясно – аргументами тут не справится. Слишком запущенно. Незнакомая писательница долго говорила  мне о поддержке украинского народа, но оказалось, она также свято верит в проплаченность Майдана американскими спецслужбами. Мой довод, что за двести гривен, эквивалент супового набора домохозяйки, никто жизнью рисковать не будет, заставил её задуматься. Надолго ли?

На следующий день мероприятия в Национальном культурном центре Украины на Старом Арбате отменили. Сослались на траур и неопределённость ситуации. Мы не понимали, почему  нельзя изменить программу встречи и почитать вместе с украинцами москвичами великого Кобзаря. Мы были уверены, что именно сейчас слово великого сына нации  должно звучать в стенах Украинского центра в самом ядрышке Москвы. Вечером нас всё-таки приняли. Мой  близорукий глаз отметил портреты сбежавшего Януковича на стенах в нескольких кабинетах. Потом нас повезли на вокзал. Спасибо, что хоть показали, с какого именно места гроб с телом Тараса Шевченка отправили домой, на Украину. «Как жаль», - подумала я на прощанье. Мне стало совестно за нас и их. Вдруг вспомнился рабочий из Переделкино, который ласково проводил на улицу и пожелал нам и нашему государству счастья и процветания, дежурную, предложившую свергнуть плохого президента насильственным путём и седовласого, молчаливого старика на Поварской. На его груди висел большущий плакат. Из текста следовало, что в России думать и даже молчать опасно. К тому же я нашла знаменитую галерею современного искусства ВИНЗАВОД, но посетить не успела. Спешили на заседание. Ничего, может быть когда-то в другой раз, когда всё уладится, и они прозреют. Но когда?

Через несколько дней, события так стремительно развиваются, что не упомнишь, я проснулась и включила 5 канал. Долго показывали пустую улицу в Симферополе, не поняла и переключила на татарский канал. Вот так, в мой тихий дом среди гор пришла реальная угроза войны. Новость не укладывалась в голову. Чтобы не сойти с ума в четырёх стенах, вышла на веранду. Во дворе куры разбегались по сторонам, чтобы успеть снести яйца. Коты сидели на столбах и заигрывали с кошками. Над домами торчали хвосты дыма из труб, туманы поднимались над горами, обещая ясный день. Не может этого быть, ведь ХХІ век, но это, страшное, не поддающееся осознанию  чудовище, уже существовало.

Моя бабушка не любила, когда мы подтрунивали над ней по поводу сухарей, но терпела и прощала. Она знала, что такое голод, холод, горе и жестокость. Она служила в госпитале и видела глаза смерти. Она знала, что пуля не щадит ни молодого, ни старого. Этими самыми мешками бабушка, как могла, старалась защитить нас от беды. Надеюсь, всё будет хорошо, и у них когда-то тоже.

Теги: Майдан, сухари

1 Коментувати

Ділитись

На головну

Додати в закладки

Версія для друку

Переслати